Ужасы большого города
(интервью корреспонденту «Российская газета» № 104 от 17 мая 2013 г.)
Чего боятся современные россияне?
Свежий опрос ВЦИОМа показал, что больше всего на свете наши люди боятся не безработицы, не бедности и даже не природных катаклизмов, типа челябинского метеорита. Страх смерти, как и миллион лет назад, - основополагающий. Уход близких пугает 27 процентов опрошенных, и пять процентов взрослых людей паникуют при мысли о конечности собственного бытия. Страх – это наше все. Считается, что и государство появилось под воздействием страха: вместе защищаться от опасности легче. Он же лежит в основе антигосударственных манипуляционных методик, которыми заряжают девушек, танцующих на амвоне в балаклавах, и карьеристок топ-лесс. О современных фобиях и технологиях борьбы с ними наш разговор с психологом Александром Мымриным.
Понятным обывателю языком можете объяснить, почему вдруг становится страшно?
Александр Мымрин: Страх сигнализирует нам об опасности. Причем она может быть и выдуманной. Родительницей страха является тревога. Это базовое переживание человека. Его трудно описать: что-то внутри не так, а что непонятно. Вот это переживание неопределенности и рождает страх. Некоторые говорят еще, что тревожность - это необоснованное заглядывание вперед: что-то должно случиться, а может быть, и ничего не случится… Очень дискомфортное состояние, поэтому психический аппарат человека срабатывает в направлении поиска. И обязательно найдет некий предмет, который и оденет в одежку страха… Этим объектом может оказаться одинокий прохожий, или толпа в метро, или городские пустыри… Бояться можно чего угодно: всего, что подвернется под руку в тот момент, когда тревожность решит опредметиться. Например, замкнутого пространства, отрытого пространства, города, полетов в самолете, женщин…
Почему в городе страшнее, чем в деревне? Ведь кругом столько народу, огни, звуки, запахи – жизнь?
Александр Мымрин: Страх появляется там, где есть неожиданность, незнание, новизна. А современный город – это новые эмоции и ощущения. Огромное скопление народа на площадях, в пробках и метро, люди другой национальности - «другие», темные подворотни и переходы – все это источники страхов.
Чем больше «инаковости», тем больше страха. Любое «ино» нас пугает. А деревня все-таки имеет статус-кво. Она мало изменяется или изменяется эволюционно. Революция – территория городов. Здесь мгновенно меняются пространства и люди. Много незнакомого, а значит и много страшного. Поэтому особенно дискомфортно люди чувствуют себя в районах новостроек. Речь не идет о молодежи, которая очень легко адаптируется к новизне. Для нее все это – стартап, антураж для начала успешной карьеры. А вот те, кому за шестьдесят, особенно коренные москвичи, часто неосознанно пытаются покинуть Москву. Она для них уже непривычна. Им уютнее на даче.
Получается, охрана старой Москвы – профилактика здоровой психики горожанина?
Александр Мымрин: Точно. Старая Москва, маленькие улочки –опора для внутренней стабильности. Чем выше, новей и статусней дом, тем человек чувствует себя меньше, а значит слабее: «Я не смогу, я не справлюсь». Это происходит подсознательно, даже если он отдает дань новым технологиям, стеклу и бетону. А если дом – двухэтажный и кусты сирени на уровне глаз, он чувствует себя равным среди равных. Для горожан бег вверх - психологически вреден.
А «бег вниз»? Почему на кладбище многие люди чувствуют себя некомфортно?
Александр Мымрин: Страх, это всегда выученная реакция. То есть, другими словами, нас с детства учат, чего и как нужно бояться. Траурную процессию видите на улице, автоматически становится тревожно. Причем, в сферу негативных эмоций из-за страха смерти попадают иногда совершенно неожиданные вещи. Я лет до сорока ненавидел гречневую кашу. Решил проанализировать, почему? Вспомнил, что в раннем детстве мама на кухне кормила гречневой кашей с молоком. И вдруг за окном раздались прекрасные звуки мелодии Шопена. Я выглянул в окно и увидел: гроб, венки, скорбные лица... Произошла связка негативного переживания увиденного и вкуса, цвета, запаха каши. Они соединились воедино бессознательно, но крепко…
Но народ говорит: бойся не мертвых, а живых.
Александр Мымрин: У нас страх смерти - это конституциональная эмоция. Когда люди боятся? Когда у них мало информации. Вы заходите в темный подвал, спускаетесь по лестнице. И по мере погружения в темноту начинаете фантазировать. То мужик с топором видится за углом, то оголенные провода, то приведения… Опасная картинка нарисована и от страха вы уже не чувствуете под собой ног.
А теперь скажите, какое событие в человеческой жизни самое безинформативное? О чем у нас минимальные представления? Это смерть. Поэтому так страшно.
Так ли уж эта дама с косой для нас неведома?
Александр Мымрин: Психологией смерти занимается американец Станислав Гроф. Работает с онкологическими больными, испытывающими тяжелейшее переживание ожидания своей кончины, пытается помочь людям, чтобы последние дни своей жизни они провели достойно, без панических атак. Гроф размышляет примерно так: у человека нет информации о том, что бывает после конца, поэтому перед смертью так тягостно. Дайте ему эти знания, и не будет так страшно. Как-то на кладбище я увидел надпись на памятнике: «Вы еще в гостях, а я уже дома». Человек, который это придумал, наверняка, что-то уже знает.
Видимо верующий человек…
Александр Мымрин: Гроф собирал описания клинической смерти, рассказы неудавшихся самоубийц. Он считал также, что опыт жизни и смерти мы получаем в момент родов. К слову, Би-би-си провели интересный эксперимент: в тело роженицы интегрировали мини-камеру и снимали, как это все происходит изнутри. Я вам честно скажу, зрелище не для слабонервных. Для маленького человека рождение – это страшный катаклизм, резкая смена условий существования, почти смерть. Он еще не родился, а уже борется за выживание. Процесс рождения - умирание и одновременно рождение. Именно в этот момент, считает Гроф, мы получаем опыт смерти.
Во многих культурах люди интуитивно чувствуют эту неразрывную связь жизни и смерти. Все поражались, как стоически японцы перенесли национальную трагедию, когда взорвалась Фокусима. Никакой паники и высоко поднятая голова.
Вы говорили про революцию – территорию городов, где легко поселить страх. Приведите пример таких манипуляций.
Александр Мымрин: Психологические техники описать очень сложно, но постараюсь. Свежий пример - группа Femen и не очень свежий - Pussy Riot. Для меня нет сомнения, что девчонки – марионетки. А кукловоды – очень хорошо понимают, что делают. Почему для поддержки протестного движения нужен был Храм Христа Спасителя? Непонятные действия подсознательно вызывают страх. Я боюсь, потому что не понимаю, как управлять, как совладать с этими сумасшедшими, которые кривляются в святом месте. Как древние боялись грома и молнии. «Страшно» - от слова «некрасиво», дальше следует «грязно», «пугающе», «отталкивающее», «запретно» и главное в этой цепочке - «сакрально». Если говорить психологическим языком, есть события, которые существуют только в системе запретов. Отсюда возникает главный атрибут Femen – голая грудь. Почему не рога они себе прикрепили, не крылья за спиной? Это не действует на толпу. Нужно задеть в каждом из нас живое, эротизм. Это, вне зависимости от национальности, образования, вероисповедания, подсознательно воспринимается как основа и условие жизни.
Психологи, которые стоят за Pussy Riot, сработали очень профессионально. У них была задача - активизировать протестное действие. Создать беспорядки, а там, где беспорядки, в мутной водичке все, что угодно можно поймать. Как вызвать протест? Запустите диких Pussy Riot в храм. Я смотрел по телевизору их панк-молебен, и все нутро во мне переворачивалось. Пошла эмоциональная реакция - протест. Как психолог я понимаю, что протестовал против затрагивания святых тем, против затрагивания основ жизни, против унижения того, что нам дорого и важно. Но человек, который испытывает такие эмоции, уже не анализирует, конкретно на что направлен этот протест. Поэтому это бессознательное переживание легко переключить на окружающее нас вне Храма Христа Спасителя: на власть, на чиновников, на гастарбайтеров… Ведь эмоция захватывает в протестное переживание и другие, может быть, для меня не очень важные вещи. И вот я уже на площади, кричу и скандирую.
Страх большую роль играет в выстроенной вами цепочке?
Александр Мымрин: Мужчине женщина будет интересна, пока она не разгадана. Непонятное опасно и всегда будет влечь на фоне страха, преклонения, святости. Достоевский образом Настасьи Филипповны это все очень тонко подтвердил.
Что нам делать со страхом полетов. Судя по количеству пьяных россиян на бортах самолетов, летать у нас боится каждый пятый.
Александр Мымрин: Люди, заходя на борт самолета, начинают пить. Потому что это самое очевидное, банальное средство от страха. Но оно иллюзорно. Убегать от своих страхов – верный путь к невротизму. Но не бояться можно научить. Есть специальные тренажеры, на которых обучают профессиональных летчиков. На них же психологи «лечат» от аэрофобии. Сначала объясняют человеку, почему вообще многотонная махина летит, дают основы аэродинамики. Рассказывают, например, что крыло «дребезжит» вовсе не от того, что собирается отломиться. Оно должно дребезжать.
Иногда страх полета – это реакция на неспособность контролировать ситуацию. Те, кто страдает аэрофобией, порой хотят контролировать даже погоду. На тренажере такие люди реально учатся летать: трогаться, набирать обороты, выходить на рулежку, взлетать, управлять самолетом, садиться. Степень страха полета снижается. Избавить человека полностью от страхов нельзя, это утопия. Но можно научить управлять своими кошмарами.
Печатается по изданию: «Российская газета» № 104 от 17 мая 2013 года.